Не забывайте оставлять свои комментарии и ставить оценки! Помните, Ваше мнение может сыграть важную роль в выборе книги посетителем!
Как-то так получилось, что Москва с присущей ей беспечной щедростью уступила Пушкина Петербургу. И Пушкин пришелся там ко двору. Конечно, не к царскому двору, тут дело сразу не заладилось — с золотых лицейских дней юный и дерзкий Пушкин навлек на себя монаршее неудовольствие, а к большому общему двору российской столицы, включавшему людей разных сословий, разного чина и звания, но объединенных тем, что все они были читателями и почитателями Пушкина. «Надменные потомки известной подлостью прославленных отцов» травили Пушкина, а прощаться с ним пришел весь город: чуйки, поддевки, чиновничьи и студенческие шинельки «на рыбьем меху» — среди них терялись бобровые воротники, серебрящиеся «морозной пылью» светских петербуржан.
Москвич Пушкин, Вдали музыка и огни, Век мой — зверь мой.
В сборнике три произведения. Про Пушкина-москвича (он же родом из Москвы). Про скульптора Голубкину А.С. и про Мандельштама (поэта).
Скажем, с Пушкиным всё ясно. Нагибин к Александру Сергеевичу крайне неравнодушен. Приличное количество его очерков и рассказов освещают тот или иной период жизни нашего Великого поэта.
А вот очерк про Голубкину А.С. («Вдали музыка и огни»), у Нагибина мне встречается в первые (в смысле конкретно про скульптора). Было про музыкантов, поэтов, прозаиков, художников. А вот – скульпторы? Не встречались.
Нагибин, как всегда и везде скрупулёзен и дотошно точен в описаниях. От его наблюдательного взора ни что не уходит. Подмечается всё. Автобиографические особенности, степень творчества и таланта, отношение народа и властей к творениям мастера. Всё до мелочей.
Скульптор Голубкина – это не «лепИла женщины с веслом». Это мастер от Бога. Она создавала портреты людей в бюстах. Причём стремилась она не к внешней похожести, а к выявлению внутренней сути человека, которая у многих хорошо замаскирована и прикрыта. И многие, увидев своё «изображение» в истине и сути, бывали, мягко выражаясь, шокированы… правдой о себе. Много работ для своей коллекции приобрёл Третьяков.
«Она была художником до мозга костей и во всех своих поступках руководствовалась чувством, интуицией, подсознательным нравственным велением».
И последний очерк в этом сборнике про поэта, про Осипа Мандельштама («Век мой — зверь мой»). Нагибин уже прикасался к анализу творчества и жизни этого поэта, исчезнувшего в просторах ГУЛАГа. Нет ни какой информации; где погиб и где похоронен сей поэт.
Как пишет Нагибин о причинах, типа - почему он пишет о поэтах?
«Я пишу не для того, чтобы объяснить Мандельштама; поэзию вообще нельзя объяснять, тем паче мандельштамовскую, она объясняется лишь сама собой. Одному Битову дано опутывать прозрачный сумрак поэзии египетской тьмой проникновенных толкований. Я хочу лишь призвать к Мандельштаму. Это единственная цель всех моих писаний о поэтах, прозаиках, музыкантах: поделиться богатством, упавшим мне с неба. И адресуюсь лишь к тем, кто такого подарка не получал. Впрочем, ничего с неба не падает. За культуру надо платить хотя бы усилием устремленности к ней, если не поиска.»
Этим всё сказано!
Или ещё – вот это!
«Сергей Есенин, чуждый Мандельштаму до враждебности (даже с кулаками набрасывался), сказал в минуту совершенного поэтического бескорыстия и правды: «Разве мы пишем стихи? Вот Мандельштам пишет»
К этому что то можно добавить ? Сам Есенин !!! Сказал!!
Зал славы Библиотеки!
Аудиокниги .............. 33
Комиксы .................. 157
Бесплатные книги .. 0
Биографии авторов .. 10073
Как-то так получилось, что Москва с присущей ей беспечной щедростью уступила Пушкина Петербургу. И Пушкин пришелся там ко двору. Конечно, не к царскому двору, тут дело сразу не заладилось — с золотых лицейских дней юный и дерзкий Пушкин навлек на себя монаршее неудовольствие, а к большому общему двору российской столицы, включавшему людей разных сословий, разного чина и звания, но объединенных тем, что все они были читателями и почитателями Пушкина. «Надменные потомки известной подлостью прославленных отцов» травили Пушкина, а прощаться с ним пришел весь город: чуйки, поддевки, чиновничьи и студенческие шинельки «на рыбьем меху» — среди них терялись бобровые воротники, серебрящиеся «морозной пылью» светских петербуржан.
Важная информация:
Посетитель ?
Москвич Пушкин, Вдали музыка и огни, Век мой — зверь мой.
В сборнике три произведения. Про Пушкина-москвича (он же родом из Москвы). Про скульптора Голубкину А.С. и про Мандельштама (поэта).
Скажем, с Пушкиным всё ясно. Нагибин к Александру Сергеевичу крайне неравнодушен. Приличное количество его очерков и рассказов освещают тот или иной период жизни нашего Великого поэта.
А вот очерк про Голубкину А.С. («Вдали музыка и огни»), у Нагибина мне встречается в первые (в смысле конкретно про скульптора). Было про музыкантов, поэтов, прозаиков, художников. А вот – скульпторы? Не встречались.
Нагибин, как всегда и везде скрупулёзен и дотошно точен в описаниях. От его наблюдательного взора ни что не уходит. Подмечается всё. Автобиографические особенности, степень творчества и таланта, отношение народа и властей к творениям мастера. Всё до мелочей.
Скульптор Голубкина – это не «лепИла женщины с веслом». Это мастер от Бога. Она создавала портреты людей в бюстах. Причём стремилась она не к внешней похожести, а к выявлению внутренней сути человека, которая у многих хорошо замаскирована и прикрыта. И многие, увидев своё «изображение» в истине и сути, бывали, мягко выражаясь, шокированы… правдой о себе. Много работ для своей коллекции приобрёл Третьяков.
«Она была художником до мозга костей и во всех своих поступках руководствовалась чувством, интуицией, подсознательным нравственным велением».
И последний очерк в этом сборнике про поэта, про Осипа Мандельштама («Век мой — зверь мой»). Нагибин уже прикасался к анализу творчества и жизни этого поэта, исчезнувшего в просторах ГУЛАГа. Нет ни какой информации; где погиб и где похоронен сей поэт.
Как пишет Нагибин о причинах, типа - почему он пишет о поэтах?
«Я пишу не для того, чтобы объяснить Мандельштама; поэзию вообще нельзя объяснять, тем паче мандельштамовскую, она объясняется лишь сама собой. Одному Битову дано опутывать прозрачный сумрак поэзии египетской тьмой проникновенных толкований. Я хочу лишь призвать к Мандельштаму. Это единственная цель всех моих писаний о поэтах, прозаиках, музыкантах: поделиться богатством, упавшим мне с неба. И адресуюсь лишь к тем, кто такого подарка не получал. Впрочем, ничего с неба не падает. За культуру надо платить хотя бы усилием устремленности к ней, если не поиска.»
Этим всё сказано!
Или ещё – вот это!
«Сергей Есенин, чуждый Мандельштаму до враждебности (даже с кулаками набрасывался), сказал в минуту совершенного поэтического бескорыстия и правды: «Разве мы пишем стихи? Вот Мандельштам пишет»
К этому что то можно добавить ? Сам Есенин !!! Сказал!!
Ставлю -5.
Ответить на отзыв
Сказать спасибо
