Миа Коуту, собственно Антониу Эмилиу Лейте Коуту (порт. Mia Couto, Antnio Emlio Leite Couto, 5 июля 1955, Бейра) — мозамбикский писатель.

Биография
Сын португальских эмигрантов, переехавших в Африку в начале 1950-х годов. В 1969 опубликовал в печати родного города несколько стихотворений. В 1971 переехал в Мапуту и поступил на медицинский факультет в Университет имени Эдуардо Мондлане. После победы революции гвоздик в Португалии и достижения Мозамбиком независимости Коуту начал работать журналистом, возглавил информационное агентство страны. В 1983 опубликовал первую книгу стихов. Продолжил занятия журналистикой и — параллельно — биологией (прекратил последние в 1985).

Произведения
Raiz do Orvalho (1983, стихи)
Vozes Anoitecidas (1986, новеллы)
Cada Homem uma Raa (1990, новеллы)
Cronicando (1991, журнальная хроника)
Сомнамбулическая земля/ Terra Sonmbula (1992, роман, в 2002 был назван в числе 12 лучших африканских книг ХХ века)
Estrias Abensonhadas (1994, новеллы)
A Varanda do Frangipani (1996, роман)
Contos do Nascer da Terra (1997, новеллы)
Mar Me Quer (1998, повесть)
Vinte e Zinco (1999, повесть)
Raiz de orvalho e outros poemas (1999, стихи)
Последний полет фламинго/ O ltimo Voo do Flamingo (2000, роман)
Na Berma de Nenhuma Estrada e Outros Contos (2001, новеллы)
Река по имени время, дом по имени земля/ Um Rio Chamado Tempo, uma Casa Chamada Terra (2002, роман)
Contos do Nascer da Terra (2002, новеллы)
O Pas do Queixa Andar (2003, журнальные хроники)
O Fio das Missangas (2003, новеллы)
Потрясенный дождь/ A chuva pasmada (2004)
Pensatempos: textos de opinio (2005)
O Outro P da Sereia (2006, роман)
Божьи яды и чертовы снадобья/ Venenos de Deus, Remdios do Diabo (2008, роман, рус. пер. [1])
Иесусалим/ Jesusalm (2009, роман)
A Confisso da Leoa (2012, роман)

Признание
Член-корреспондент Бразильской академии литературы (1998).
Лауреат премии Мариу Антониу (2001), международной премии организации «Латинское единство», премии Эдуардо Лоуренсо (2011) и многих других.
Крупнейшая в португалоязычном мире Премия Камоэнса (2013). Международная Нейштадтская литературная премия (2014).



Вдохновляющее интервью: одиннадцать вопросов Миа Коуту

У вас когда-нибудь была возможность взять интервью у писателя? А вот у учеников третьего класса колледжа святого Луиса в Сан-Паулу такая возможность была. И не у какого попало писателя. В актовом зале подростки встретились с мозамбикским автором Миа Коуту. В течение двух часов беседы ребята совсем не стеснялись, задавали умные вопросы и не умолкали ни на минуту (кстати, вы ещё увидите, что писатель сказал о тишине).

— Вы боролись за независимость Мозамбика во время гражданской войны. Как опыт активиста ФРЕЛИМО (Фронта освобождения Мозамбика) повлиял на вашу писательскую деятельность?
— Он повлиял очень по-разному. Это был длительный процесс, выбор, определённый риск в любой момент. Это научило меня не подстраиваться под других. Это огромный урок, который я получил и который помогает мне держаться подальше от этого освободительного движения, ставшего своей полной противоположностью. Но я считаю, что быть счастливым и независимым человеком — это личное достижение. Вы не можете ожидать, что какое-либо социальное или политическое движение сделает это для вас. Это исходит от нас самих.

— Каково это — быть писателем в Мозамбике?
— Я расскажу один случай, который поможет ответить на этот вопрос. Однажды я возвращался домой. Уже темнело, было примерно шесть часов. На заборе сидел мальчишка и ждал меня. Когда я подошёл, он назвал себя, но всё это время держал одну руку за спиной. Я испугался и первое, что подумал, — что этот мальчик собирается меня ограбить. Наверное, почти жестоко думать, что в мире, в котором мы живём, мы можем бояться десятилетнего ребёнка. Но он показал то, что прятал. Это была книга, моя книга. Он показал её и произнёс: «Я пришёл сюда вернуть то, что вы, должно быть, потеряли». Затем он рассказал всю историю. Он сказал, что продавал орешки в школьном вестибюле, как вдруг увидел девочку с этой книгой. На обложке была моя фотография, и он меня узнал. Тогда он подумал: «Эта девочка украла книгу того человека». Так как меня показывают по телевизору, люди меня узнают. Тогда он спросил: «Это у тебя книга Миа Коуту?» И она ответила: «Да, это Миа Коуту». Он схватил книгу и убежал. Эта история говорит о том, что книга — новый предмет для многих мозамбикцев. Это первое поколение, связанное с письмом, писателями, книгой. Мы, мозамбикские писатели, знаем, что пишем для небольшой части населения, умеющей читать и писать. Книги имеют очень ограниченный тираж. Но даже так тиражи моих книг составляют шесть или семь тысяч экземпляров, что очень много. Когда я сравниваю тиражи с бразильскими, то могу сказать, что Бразилия ушла не очень далеко вперёд. В Бразилии не читают столько, сколько мы думаем. Если мы сравним население Бразилии с процентом читающих, ситуация будет такой же, как в Мозамбике.

— Что делают писатели в Мозамбике, чтобы раскрутить книгу?
— Ассоциация писателей Мозамбика устраивает встречи в школах и на фабриках, и там мы пытаемся что-то делать. Но книги очень дорогие. Это работа писателя, но больше ничего от писателя не зависит.

— Каковы основные проблемы современного Мозамбика?
— Прежде чем ответить на этот вопрос, я скажу, что представление о других у нас обычно наполнено клише и стереотипами. В первый раз, когда я приехал в Сан-Паулу — это было несколько лет назад — я стал героем забавной истории. В Мозамбике мне говорили, что в Сан-Паулу очень опасно, летают шальные пули, умирают люди, и я очень испугался. Дочь даже сказала мне, что я умру. В самолёте я одиннадцать часов думал об опасности и о том, что меня ограбят. Мне говорили быть поосторожнее в аэропорту, ведь там таксисты похищают людей. В самом деле, я уже заразился этим всем. Когда я приехал, меня ждал водитель моего издательства, но он был без формы и документов. Я спросил, есть ли у него удостоверение, и получил ответ: «Нет, я Пепе». Он повёл меня по коридору и сказал, что его машина где-то в глубине. Машина оказалась не такси. И мысль, что меня похитили, зазвучала в моей голове. Когда я сел рядом с водителем, я уже стал думать: «Это последние моменты моей жизни, я вновь увижу всё своё прошлое, как в кино». И тут водитель достал что-то из бардачка. Предмет, к моему отчаянию, был металлический. Он протянул мне что-то и сказал: «Хотите конфетку "балинья"?» Вы смеётесь, но у меня не было никакого желания смеяться, потому что я подумал о «балинье» в прямом смысле, о пуле. Тогда я мог думать только об ограблении и убийстве, но это был самый симпатичный убийца, какого я только мог встретить. Вот так мы выстраиваем образ друг друга. Образ Африки за её пределами — это всегда голод, страдания, война. Но не все африканцы так живут. Они счастливы, потому что сами строят свою жизнь, они очень разнообразны с языковой и культурной точки зрения. Таким образом, у нас проблемы такие же, как в большинстве африканских стран. А бедность связана только с тем, что наша история продолжается очень недолго. В Мозамбике шестнадцать лет шла гражданская война, где погибло много людей. Когда человек умирает, не имеет значения, военный ли он, но что самое печальное — войны в Африке убивают в основном гражданских лиц. Но не вся Африка такая, есть и истории большого успеха. Мозамбик — это история огромного успеха, ведь война закончилась в 1992 году: когда я уже думал, что никогда не увижу мира, правительство заключило его. Сегодня Мозамбик является крупным международным инвестиционным партнёром многих стран. Поэтому я считаю, что в Мозамбике сейчас очень счастливое время. Но он остаётся одной из самых бедных стран в мире.

— С помощью творчества вы смогли показать жизнь страны и даже целого континента. А какова ваша связь с Мозамбиком?
— Я не считаю себя представителем Мозамбика, только представителем самого себя. У меня две проблемы: я с континента, где белые — меньшинство. Я из страны, где белые — меньшинство. В стране, где проживает двадцать один миллион человек, белых всего десять или двадцать тысяч. Так что я не могу быть представителем этой страны. И ещё одна проблема заключается в том, что у меня женское имя. Теперь уже это бывает редко, но раньше, когда я посещал другие страны, часто ждали чёрную женщину. Я сидел в аэропорту, а ко мне никто не подходил. Это ужасное недопонимание. Однажды я поехал на Кубу и привёз подарок для каждого члена делегации. Я тоже вернулся с подарочной коробкой. В то время шла война, и у нас не было ничего. Мы выходили из дома, чтобы искать еду. Поэтому подарок меня поразил. Когда я прибыл в Мапуту, я открыл коробку. Там были платья, серьги и другие женские вещи для сеньоры Миа Коуту. Так что я не чувствую себя представителем Мозамбика в этом смысле, но я чувствую, что сама моя известность за пределами Мозамбика заставляет меня быть ответственным перед собственной страной. Поэтому я стараюсь популяризовать других мозамбикских писателей. Я приношу в издательства книги других авторов, чтобы узнать, могут ли они быть изданы.

— А с Португалией?
— Я сын португальцев, но у меня связь с Португалией очень странная, потому что я там не был до того, как стал взрослым. Я побывал там, только когда начал публиковать первые книги. И это было очень странно: африканская концепция места говорит, что место наше, когда кто-то из семьи там похоронен. У меня в семье, к сожалению, никто не похоронен в Мозамбике, только на севере Португалии. И я туда поехал, только чтобы приобрести это почти религиозное отношение к месту. Мои родители переехали в Мозамбик, когда были совсем молодыми — им было по двадцать лет. Всю свою жизнь они прожили там, не имея никакой связи с Португалией. И они рассказывали мне истории о стране, которая меня очаровывала и в то же время ощущалась как что-то очень далёкое. Моя мать рассказывала мне и моим братьям и сёстрам о своих родственниках, которых нам очень не хватало, потому что у всех наших друзей были дедушки, бабушки, дяди и тёти. У меня не было никого. Так что мама фактически придумывала всю семью. Это была почти ложь, все истории были придуманы ею.

— Что вы думаете о реформе орфографии португальского языка?
— Я не выступаю в её пользу. Я считаю, что некоторые из причин реформы не соответствуют действительности. В Португалии вмешательства в язык никогда не проходят бесследно. Некоторые португальцы считают, что язык — последнее, что у них остаётся, что это первая и последняя вещь, которая у них есть, и имперское чувство присутствия в мире, поставленное под сомнение. Я всегда читал бразильские книги, и у меня не было никаких проблем. А у вас есть проблемы, когда вы читаете мои книги на мозамбикском португальском? Мне кажется, что даже некоторые различия в правописании могут привнести другой аромат и вкус в письменный текст. Бразильцы очень мало знают об Анголе, Мозамбике или Сан-Томе. Иногда мне трудно объяснить, кто я. На самом деле трудность заключается в том, чтобы сказать, откуда я родом. Всегда возникают сложности, когда я говорю, что я не из Португалии. Например, странные вопросы, что такое Мозамбик и находится ли он рядом с Парагваем. Тогда расстояние между нами проблема, не связанная с орфографией, она происходит от других вещей: политики, отсутствия интереса. Это не будет решено путём изменения орфографического соглашения.

— Что может изменить негативный образ Африки, который сформировался у многих людей?
— Африк много, и я говорю о той, которую знаю сам. Эта Африка выживает духом солидарности, открытости и уважения к другим. То, как африканцы расспрашивают друг о друге, — по-настоящему аутентичная африканская вещь. Когда я разговариваю с кем-то, хвалю кого-то, я даю ему пространство. Есть урок в том, чтобы слушать других. Я никогда не говорю, когда говорит кто-то ещё, я даю пространство, не боюсь тишины. Люди говорят, вдруг наступает тишина, и от этого отсутствия мы должны себя освободить. В Африке его не существует. В тишине всегда кто-то говорит. Это мёртвые. Или, например, восприятие телесности. Надо иметь время, чтобы найти кого-то. И когда я его нахожу и разговариваю с ним, я приветствую его рукопожатием. Но это не просто рукопожатие, это ритуал. После того, как пожимаете руку, в вашей руке остаётся рука другого человека. Это не имеет никакого сексуального подтекста. Рука в руке человека, вы говорите, и эта рука не имеет никакого веса, это легкая рука. Потому что вы говорите с телом. У нас есть свобода использовать тело, сказать то, что не может быть сказано словами. Это немного, но всё же меняет нас изнутри. Это доступно каждому. Как и умение быть счастливым. Я также видел много подобного в Бразилии. Это похоже на бразильские песни. Я думаю, что это во многом африканское наследие. Я имею в виду то, что бразильцы не оплакивают несчастья. Думаю, что если бы европейцы жили так же тяжело, как живут африканцы, они были бы очень печальными. То, как африканцы празднуют радость жизни, и то, что они делают это в любое время, с танцами и песнями, — ещё одна вещь, имеющая важное значение для изучения африканской культуры. А ещё у нас глубокая толерантность. Вы услышите кучу историй о нетерпимости, и это тоже верно. Мир весь создан из противоречий, но правда в том, что существует настоящая толерантность, рождённая одной вещью. То, что я скажу сейчас, очень важно: Африка может быть понята только если вы понимаете, что Африка имеет другую религию. Эта религия не имеет названия. Не кандомбле, не умбанда, не что-то ещё. Это религия, которая не отделена от других сфер мысли. Не система мышления. В Африке, которую я знаю, есть боги семей. У вас есть свои боги, у меня — свои. И меня не слишком беспокоит, что я должен убедить вас в истинности только своих богов. Вы можете иметь свою правду, я — свою, всё в порядке. Я считаю, что причина нашей толерантности именно в этом. Но правда в том, что африканцы очень похожи на всех остальных. Эта идея, что Африка очень непохожая, очень экзотическая, существует только в сознании некоторых людей. Но есть одна вещь, которую рассказать необходимо. В этом очень бедном обществе я иногда выхожу из дома в пять утра и вижу детей, преодолевающих километры пешком, иногда тридцать-сорок километров. Они выходят в школу часто без завтрака, просто пьют чай с большим количеством сахара, чтобы получить энергию, необходимую для учёбы. Я с большим удовольствием хожу в мозамбикские школы: вера у ребят почти религиозная. Они поглощают знания с раскрытыми до бесконечности глазами, они полностью там. Вы не услышите, как через класс пролетит муха. Это удивительно. Но есть в Мозамбике школы, куда я не хожу — например, американская школа, до крайности скучная. Это жизнь, сделанная из простоты, в отличие от жизни-достижения, когда люди выходят утром из дома и вынуждены бороться. Иногда даже не хватает смелости, чтобы спросить этих ребят, что они сделали, чтобы попасть в школу сегодня. Часто вместо мела — высушенная маниоковая палка. Иногда нет классной комнаты. Сидят под деревом, на земле, без стульев. Тем не менее, дети, как и учителя, каждый день в школе. Это большая надежда. Это вселенная людей, которые знают, что вам нужно сделать это, чтобы построить другую жизнь. Это отличная школа жизни.

— Как вы и ваши персонажи вступаете в диалог с современным миром, отмеченным клеймом потребительства и гедонизма?
— Я считаю, что это игра в строительство и разрушение, потому что этот мир, который вы изобразили, в Мозамбике и существует, и не существует: чаще всего мы потребляем очень мало. Потребляем скорее иллюзии. Все меньше и меньше государство обеспечивает образование и здравоохранение, и мы должны получить средства как-то иначе. Так что я пытаюсь сделать в моих книгах ту одну вещь, которую я могу сделать как писатель. Выходить за этот предел я не могу. Очевидно, что я не могу предложить тезис или альтернативную модель в моих книгах, даже не знаю, как это сделать, но это может стимулировать вкус и волю.

— Какими вы видите ваших персонажей в кино? Как они выглядят внешне?
— Это странно, но те, кого я создал, не имеют лица и голоса даже для меня. И вдруг у персонажа появляется голос. Но даже если это самый прекрасный голос и самое прекрасное лицо в мире, суть состоит в том, что у него есть голос и лицо, а то, что у него не бесконечное множество голосов, — большая потеря. Так что я дистанцировался. Если я участвую в фильме, лишь изредка дают некоторую поддержку, но не как кто-то, кто несёт ответственность за это. Я хочу, чтобы режиссёр создал отдельный продукт, который способен подняться, взлететь и оставить письменный текст, а не терял и как книга, и как фильм.

— Вам понравился фильм «Река по имени время, дом по имени земля», снятый по вашей книге?
— Более или менее. Всё, что я должен был сказать, я уже сказал режиссёру — он мой друг. Мне фильм понравился, но не понравился.

Подробнее на livelib.ru